С марта из России ушли не только мировые торговые сети, но и архитектурные бюро. Это раскололо профессиональное сообщество: одни считают это потерей, другие, наоборот, видят шанс для российских специалистов. По прошествии полугода можно подвести первые итоги. Своей точкой зрения с «МП» поделился народный архитектор, академик Российской академии художеств и Российской академии архитектуры и строительных наук, профессор МАрхИ, член Совета по культуре и искусству при президенте РФ Николай Шумаков.
Николай Иванович, когда пришли сообщения об уходе западных бюро, вы были одним из немногих, кого это не расстроило. Сейчас настроение в сообществе поменялось? – Мое мнение неизменно – меня радует эта ситуация. Это не горе и «все пропало». Декларируя, что это для нас благо, я открываю коллегам глаза. И я довольно жесткий в оценке: считаю, что вклад европейцев переоценен.
Но есть и знаковые объекты. – Период присутствия зарубежных архитекторов был коротким. Да, в какой-то период их фамилии мелькали постоянно, а девелоперам это было выгодно: они продавали имя, иностранцы были витриной проекта. Но «звезда» редко работала над российским проектом от и до, чаще рисовали эскизы, с которых стартовали продажи. Что касается единичных звездных объектов, то это была с нашей стороны и дипломатия, и маркетинговый ход, показывающий, что мы открыты миру, и надежда на взаимность. Но, увы, дверь была широко распахнута только с нашей стороны. Там нас совсем не ждали.
Но мы многому могли бы научиться у европейцев… – Есть мнения, что с их уходом мы теряем ориентиры. Но если есть желание совершенствоваться в профессии, то ты вырастешь и сам, необязательно сидеть за одним столом с мэтром. Есть много профессиональных интернет-ресурсов и хороших книг. Архитектор учится всю жизнь. Если ты не ошибся с профессией, умеешь и любишь учиться, то все получится. А если не дано, то и личное кураторство звезды будет малоэффективным. Принципиальная вещь: к нам приходила «архитектурная попса». Не все, но много. На уровне Киркорова и Баскова, такие же шумные, но только в архитектуре. Выступали ярко, с блестками. У них есть свой зритель. Но это не классика.
Это вы про «турецкие башенки» и синие зеркальные окна? – Нет. Турки были первыми. Но они не архитекторы, они отличные строители и принесли новые технологии. Для 90-х это были революционные методики: новое оборудование, смеси, бетоны. И тут важно было взаимодействие, по журналу технологиям не научишься. В начале нулевых пришли архитекторы. И многие коллеги считали, что теперь мир откроется и для нас. Но архитектура – это в первую очередь бизнес, а не искусство. Как и в любом бизнесе, чужакам мало где рады, мы там не нужны абсолютно. Это было похоже на курортный роман: ярко, эмоционально. Но быстро закончилось, все разъехались по домам.
Но вы неоднократно говорили, что 14-я линия метро Парижа возводилась с оглядкой на нас. – Вот именно, что только с оглядкой, а не с нашим участием. Французы проектировали линию, взяв наше метро за образец, потому что, по их словам, у нас «есть воздух и синтез, и лучшее, что есть в подземной архитектуре». Воспитанные люди, ничего не скажешь, честно признались, что вдохновлялись. Мы не скрывали своих наработок в метро, коллеги этим воспользовались. Это нормальная профессиональная насмотренность. Что представляло собой парижское метро до появления 14-й линии? Оно очень утилитарное. Неудобные пересадки, часто через улицу. У пассажира нет понимания, что ты уже в метро: идешь и думаешь, что еще в переходе, а это уже станция. Зато оно очень удобное в плане эксплуатации: везде плиточка, все без излишеств, удобно убирать-протирать. А с 14-й линии подземное пространство неожиданно раскрылось и распахнулось. Из тоннеля поезд выезжает на просторную станцию – это было новшеством. Станцию насытили светом, качественной архитектурой и отделкой. Теперь там неплохое метро. Очень многое перекликается с нашими принципами. И это еще одно подтверждение тому, что нас там не ждут: взяв наше метро за образец, нас не пригласили. В творческом союзе мы бы сделали лучше и, возможно, дешевле. Но нет. А мы же, имея хорошую архитектурную школу метростроения, приглашали иностранцев к разработке наших станций.
Какова судьба проекта станции «Кленовый бульвар-2» Бирюлевской линии? Его разработало британское бюро Zaha Hadid Architects и выиграло конкурс. – Бюро выиграло конкурс на интерьер платформенного участка. В итоге проект передали российскому проектировщику.
Вы преподаете в МАрхИ. Поменяется ли с уходом иностранцев что-то в системе обучения? Я бы не ставил во главу угла в обучении ориентир на Запад. Важнее другое. Раньше было распределение, когда студенты попадали в крупные институты, где выпускника брала за руку какая-нибудь, как тогда казалось, пятидесятилетняя бабушка. Опытные специалисты адаптировали к работе в коллективе: показывали, как чертить, как без конфликтов общаться с технологами, как подойти к смежникам. Подобным я занимаюсь в МАрхИ, где заведую кафедрой комплексной профессиональной подготовки, созданной на базе Союза московских архитекторов. С коллегами готовлю студентов к работе и реальной жизни. Один из эффективных механизмов подготовки – мастер-классы выдающихся российских архитекторов. Специалист рассказывает, как подходит к работе, как общается с заказчиками, что нужно, чтобы проект состоялся. Это не слайд-шоу достижений, это рассказ с практическими советами: как жить после института, какие шаги предпринять. Такая у меня преподавательская миссия. И я рад, что сейчас расчистилось пространство. И у российских архитекторов, в том числе и молодых, появились новые горизонты.
